«Потому что любить нужно самому». На любом этапе развития.

– И все-таки ты пришел ко мне. За ощущениями. Не смог воссоздать их сам?

Больно. Обидно до самого дна. Оказывается, приготовиться к плевку невозможно. Мы захлопывались друг перед другом, как множественные стальные двери, бойницы, окна. Бронировались дополнительными пластами стали, заранее готовили оружие. Очень опасно, не туда… Собственно, все уже не там. Наверное, он прав – поздно. Меня в его планах не было и не будет.

– Ты мне отказываешь?

Во взгляде лед. Внутри меня тоже. А внутри толстой корки из него бьется живое горячее сердце.

– Отказываю. Если ты не увидел главного, то тебе должно быть все равно, в кого погружаться. Выйди за дверь и выбери любую.

Я гнала прочь того, кого любила.

Он молчал. Злился. И прощался. Ожидал прийти, получить дозу приятной ласки и уйти пьяным, а уходил нервным, холодным и жестким.

– Ты ошибаешься. И знаешь это.

Наверное, я ошибаюсь во всем. Но только не в том, что хочу всего, а не кусочка в обмен на «забытье».

Нужно закончить это. Закрыть за ним дверь. И забыть. Но плохо, очень плохо. Прорвалась вдруг на поверхность ярость.

– Думаешь? Ошибаюсь, желая связать жизнь со своим мужчиной?

– Я. Не твой. Мужчина.

Эти следы от сапог уже останутся во мне навсегда.

«Уходи! – кричал мой вид. – Ты слепой, глухой, ты придурок…»

Кайд открывал портал медленно, транслируя разочарование.

«Прощай, – говорил весь его вид. – Я думал, ты умнее».

А я не умнее. Я – просто я.

Он ушел, не допив чай.

Схлопнулся воздух. На своей тесной кухне осталась я одна.

Вот так разваливается мир. Сейчас еще минута, еще… я смирюсь. Скажу себе «подыши, успокойся», возможно, даже последую своему совету, начну учить себя забывать. Сяду в кресло, пойму, что трясущиеся ладони и плачущее сердце – это не конец. А Кайд вернется к себе, фыркнет «дура» и больше ни разу обо мне не вспомнит.

Я не хотела садиться в кресло. И дышать. И еще, чтобы он обо мне забывал. Сволочь! Он просто ушел, ушел! Мол, не было печали…

И вдруг стало ясно, что я все это переживу – его уход, последующую жизнь, все. Но я не прощу себе того, что не позволила себе все высказать, договорить, доорать.

Если уже ставить слово «конец», то так, чтобы все куски на части, чтобы вдребезги, до осколков в дождь.

И я что было силы заорала внутрь Кайду: «Давай договорим! Ты! Слышишь? Ты!!!»

Он не пришел, но дернул меня в свою квартиру. Как тогда, как в первый раз. Сам напротив, я у стены. Разгневанный, уже напрягшийся до предела – я его разочаровала. Но, видимо, тлела внутри надежда, что я одумаюсь и попрошусь назад для того, чтобы согласиться на сделку.

Не соглашусь.

И еще кто кого разочаровал – это ему теперь жить с невозможностью полюбить?

– Что ты делаешь? – шипела я, не узнавая свой голос. – Понимаешь сам? Думаешь, что достиг высокого уровня развития, а сам пропускаешь очевидные вещи?

Кайд молчал. Что-то внутри него темнело, клубилось, начинало выходить из-под контроля.

– А ведь это не тебе, а мне теперь жить с невозможностью полюбить кого-то еще. Жестоко.

«Мне плевать» – вещала чужая спина.

Плевать. Конечно. Он же ответил, что не мой мужчина.

– Ты слеп. – Кажется, у меня от нервозности осип голос. – Думаешь, что умен, но очень глуп. Знаешь, что я пришла тебе сказать? Что можно любить глупого, неидеального человека. Человека с недостатками, сложным характером и отрицательными качествами. Но нельзя любить труса!

– Что… ты… сказала?

Я не заметила, когда он развернулся – больше не Кайд, черная тень. Когда приблизился ко мне, синева глаз полыхала холодным гневом. А мне терять нечего. Только жалеть, что не высказалась напоследок. И я выскажусь.

– Я… трус?

– Трус. Эмоциональный урод, ментальный инвалид…

В этот момент мне на горло легла горячая рука.

Кайд менялся. Он больше не был никем мне знакомым – позади меня стена, дышать нечем. Злость, прорвавшаяся из него, превратила комнату в электрическую камеру-клетку. Больно все – смотреть, пытаться дышать, жить. Пространство – сотни направленных на меня мечей, а напротив не человек – идеальный убийца. Сейчас он позволит этим кинжалам сорваться с места, и меня не останется ни в одной из галактик. Глаза – режущий лазер, тело уже рвется на части, смерть-яд начинает проникать в каждую клетку.

Я вдруг поняла, что умру сейчас.

Не знаю, почему этот момент завис во времени – знакомый когда-то человек более совершенно незнакомый. Глаза уже не синие, почти черные – в них ни тени чувств, сплошное равнодушие.

Вот он… мой мужчина. На волоске от того, чтобы ударить «насовсем». Вот оно мгновение мести, растянувшееся в вечность. Ни любви, ни сожаления, ни человечности.

А я почему-то смотрела внутрь себя – на девочку с мишкой. Она тоже смотрела в эти черно-синие глаза – грустная, потерявшая надежду. Медленно опустилась, положила мишку – больше не нужен – и побрела прочь. Отдала подарок, который подарком не оказался.

Любовь – прекрасное чувство, но, видимо, не для меня. Увы. Пусть любят те, у кого получается. Я полюбила однажды – умерла. Полюбила во второй раз – через микрон секунды умру снова.

Я ошиблась, он прав. И больше не хотела смотреть на него, быть здесь. Мысленно разжимались ладони, опускались руки. Что ж, я готова уйти. Давай!

И только девочка – что же ты делаешь, беспокойная? Не унижайся! – уже развернулась, подбежала и принялась колотить в чужое сознание: «Домой, отпусти нас домой!»

И зачем-то беззвучно вторили, шептали губы: «Домой… От-пус-ти… До-мой… От-пус-ти…»

Эта бесконечная секунда завершилась. И Кайд ударил.

Так мне показалось.

Меня больше не было – вокруг темнота. Бесконечный космос, небытие. Ни тела, ни сердца, ни эмоций. Ни цели, ни направления. Бесконечный полет сквозь мрак и время.

Теперь я знаю, как выглядит конец.

*****

Дрейк за всю историю своей долгой жизни очень редко орал, но сейчас делал именно это. Стоял в квартире Дварта, созерцал последнего с несвойственной для себя яростью – не человека, но фигуру, опутанную темным облаком.

– Очнись! Дварт! Очнись!

Его крик действовал на последнего как пощечина – нейтрализовал волны неконтролируемого гнева, разрушал опасные связи, которые сейчас мгновенно формировал обрыв процесса. Процесса, мать его, который набирал силу почти два месяца. Два месяца в задницу! Когда из отдела сообщили: «Обрыв! Мы не удержали… слишком быстро случилось!» – Дрейк ушам своим не поверил. Он сказал «отдохни, расслабься…», он предупредил – «не будь дураком!». И спустя пару часов видел перед собой не рабочую программу, но атакованную вирусами систему. Бесконечно опасно рвать начатое в самом конце – обрыв хлыстом ударит по сознанию. И хорошо, если вытащит на поверхность хорошее, но, если как сейчас…